У меня лично нет никакого желания становиться помещиком...

С утра на меня набросился политизированный сосед — наверняка, у вас тоже есть такой. Набросился не просто так, а с истерикой: «Вот вы в газете работаете! А вы знаете, что парламент будет принимать закон о приватизации земли?». «Знаю», — говорю. «И что вы будете делать?» — не унимается городская жертва грядущей реформы на селе. «Ничего не буду, я книжки пишу, а не поросят выращиваю. Меня это не касается». «Как не касается? Они же отберут у нас землю!» И после этого еще минут пятнадцать держал меня за рукав, требуя, чтобы я срочно включился в борьбу против очередной аферы по обману народа. Сколько я ни доказывал, что если у моего собеседника нет желания приватизировать и себе гектаров пятьдесят, чтобы заняться там сельским хозяйством, то это напрямую его не касается, сколько ни повторял, что земля и при советской власти лично ему не принадлежала, находясь в коллективной собственности у крестьян или в государственной — у государства, ничего не действовало! Человек бился в истерике так, словно всю жизнь хотел быть не столичным жителем, а фермером и травить не разговоры на кухне, а колорадского жука.

Я действительно не знаю, получится ли из рынка земли афера или большое благо для общества. Но уверен, что сегодня у меня лично нет никакого желания становиться помещиком, как при социализме не было даже мысли податься в председатели колхоза и иметь дело с очаровательными доярками, недовольными социалистическими методами организации труда. А, значит, если кому-то пришла охота приватизировать то, что еще осталось от колхозов, то закон он такой непременно протолкнет и, в отличие от меня, новым помещиком станет. И будет иметь в результате все удовольствия от подобного существования вплоть до поджога усадьбы восставшими батраками в гипотетическом будущем. Но это будет потом. Если будет. А сегодня он хочет приватизировать, и дело свое помещичье, уверен, доведет до логического конца. Как бы ни бились на городском асфальте его идеологические противники.