Открытое давление на правосудие и полная версия интервью с мамой Олеся Бузины.

По многочисленным просьбам выкладываем перевод интервью Валентины Павловны на русский:

Журналист: А вообще с Вами милиция когда-нибудь общалась после убийства за это время?

Валентина Павловна: Я за свою жизнь (а мне немало, мне 76 почти) – второй раз в суде. В прошлый четверг была и сегодня – все. Больше я с этими органами дел не имела.

Журналист: И следователи к Вам не ходили?

Валентина Павловна: Мы жили прозрачно, не было нужды к нам ходить. Мой сын сам все напишет и расскажет. И не только про себя, - про прадеда и деда.

Журналист: Я имею в виду, после убийства не общались?

Валентина Павловна: Дорогие мои, это такой вопрос! Какое это,в конце концов, имеет значение! Пошла я или не пошла, пришли ко мне или не пришли… Это никакого значения не имеет. У меня сына нет – вот в чем проблема, вот какой ужас. Я 76-ой день сегодня плачу, я 76-ой день на кладбище хожу. Я каждый день туда иду, как когда-то 57 лет подряд на работу ходила и никогда не опаздывала, так и теперь к нему не опаздываю, каждый день. Вот это для меня важно. Я хочу, чтобы вы меня поняли, я за то, чтобы справедливость была, чтоб все-таки тот человек был, который действительно совершил это преступление. Я только за справедливый подход.

Журналист: Но суд для этого должен работать, а не имитировать работу, правильно?

Валентина Павловна: Я не эксперт. Поэтому хочу, чтобы вы правильно понимали. Я не юрист по образованию. Спросите у меня про Квитку-Основьяненко, я вам расскажу что-то, или про Гоголя, еще про кого-то из писателей. А тут – я не юрист, поэтому я не могу давать оценку. Там есть органы, которые должны давать оценку. Я прошу прощения и у вас. Я не знаю, кто общался с Олесем или не общался, кто-то видел его только, кто-то читал публикации, кто-то соглашался, кто-то не соглашался, это все закономерно, потому что должно быть много мнений. Но я хочу сказать, что «благодаря» его коллегам было создано мнение, что он украинофоб. Вот это меня чрезвычайно раздражает. И продолжаете до этого времени это делать. Не делайте этого, пожалуйста, я как мать вас прошу, ведь неизвестно, кто следующий будет. Я как мать вас прошу, будьте корректными. Эти люди сегодня мне задают вопрос: «А как Вам кажется, Полищук убил?» А я откуда знаю? Я что, его видела? Я в больнице лежала. Это дело правоохранительных органов. И если будет доказано, кто, я как законопослушная, должна буду согласиться, хотя мне очень больно, потому что вы мне во внуки годитесь. Может Вы немного старше, а Вы – точно внук, Вы тоже внук, вон, внучка моя стоит, вот внук сидит, подозреваемый, он тоже мне во внуки годится. Что я могу сказать? Я ничего не могу сказать, но то, что делается, то, что убивают, притом журналистов, притом настоящих патриотов, - вот это ужас. Убит патриот Украины. Да, он мой сын, мне в сто раз тяжелее, чем кому-либо, в сто раз. И так, как я, его никто не знает. И «если бы», тогда он был бы в другой где-то стране, если бы он не был патриотом. Но он никогда бы не оставил Украину, никогда не оставил бы могилу отца, могилу бабушки, он никогда бы не оставил меня, никогда бы одну не оставил, а самое главное, - никогда бы Украину не оставил, ведь тут, как он говорил, «и лягушки иначе квакают». И чтобы настоящего украинца кому-то вздумалось… Вот значит и я себя вела где-то неправильно как мать, я должна была проситься на каналы телевизионные, в прессу на полосы газет, и доказывать, отстаивать своего сына. Но у меня сын такой, что он не позволил бы. Он мужчина, и он погиб как герой. Это его выслеживали, это трусы, они не вызвали один на один его, а они по-злодейски убили. А он – герой. Он принял смерть. И нужно было увидеть, где эти пять пуль сидели. А я как мать, меня из больницы выхватили и привезли, я это видела. Это ужасно, тем более – матери. Я все время у Бога прошу, дай мне сил, Господи, чтобы я могла хоть где-то, хоть кому-то правду донести, чтоб вы знали про него, потому что я не знаю, я не уверена, что кто из вас, хоть вы тут стоите, журналисты, я не уверена, что вы все его читали. А между прочим, восемь книг! Человек написал восемь книг! И эти книги не просто написаны, а там все же архивами подтверждено. Вы же наверняка знаете, сколько «экспертов» его творчеством занимались. Но не тут-то было! Потому что нигде ничего не было установлено, что он надумал, что он неправдиво написал, этого не было установлено. Даже та скандальная, все вы говорите, не вы конкретно, а многие люди, книжка «Вурдалак Тарас Шевченко», так она же вся из дневников Тараса Григорьевича.

Журналист: Отличная книжка!

Валентина Павловна: Отличная книжка… А почитайте дневники Тараса Григорьевича. Почитайте, только не начало, серединку и конец, а полностью почитайте, и вы убедитесь. Только это его эссе, его наблюдения, он еще с девятого класса работал над этой книжкой.

Журналист: А что Вы хотели спросить у Полищука?

Валентина Павловна: Это мое дело, что я захотела спросить. Вот он сидит. Я спрошу, необязательно, чтобы я это во всеуслышание говорила. Если я захочу, я спрошу, пообщаюсь. Я общалась с мамой его. Не нужно бояться. Почему он взял залог? Вы же маститый юрист (я имела в виду Бойченко). Вы думаете, я не знаю, куда залог идет? Несмотря на то, что я в горе, тут все нормально (в голове – прим ред.).

Журналист: Вам помогают? Какая-то поддержка есть от людей, друзей, коллег?

Валентина Павловна: Со мной и бывшие коллеги, и подруги, и друзья мужа, а мужа уже 15 лет нет, - все со мной. Меня никто не оставил, у меня ни к кому нет претензий. Я не одна. Я прихожу в суд одна, это моя самая большая проблема. И я прошу прощения у суда, что я не выдержала, хотя у Бога просила, дай мне сил выдержать, дай мне сил не расплакаться, ведь мои слезы никому не нужны. Я не люблю плакать. Слезы – это последнее. Но я не могу удержаться от слез. Считайте, что я 76-ой день под землей, только не присыпана ею… Кстати, кто-то из вас был на могиле Олеся? Людей очень много ходит. И Олесь был очень добрым человеком: и ребенком, и подростком. Но он был правдолюбом.