Таким я запомню Левко Лукьяненко.

Это мой некролог ему.

Не скажу, что я с ним был очень уж знаком, но двадцать или тридцать часов разговоров с ним один на один, запомнил я на всю жизнь.

Познакомил меня с ним один молодой человек, журналист, надо сказать — талантливый журналист. Был он просто таки влюблен в Левка Григорьевича и привел меня к нему в дом, рассчитывая на то, что и я так же проникнусь уважением к этому «заслуженному» старому человеку.

У него и в самом деле ласковые светящиеся голубые глаза, пушистые усы и тихий красивый украинский говор. Он умен, прозорлив, и слишком хорошо знает человеческую душу. Вот даже сейчас я поймал себя на том, что пишу о нём в настоящем времени. Так, сильно производимое им впечатление, что почти с трудом можно представить его умершим.

Почти всю свою жизнь, сразу, как только его исключили из КПСС, он потратил на борьбу с Украиной, думая, что борется за неё.

Все двадцать семь последних лет, он, словно металлическая отравленная спица, словно нежное и самое тонкое орудие убийства, присутствовал во всех самых страшных и трагических событиях современной украинской истории. Он был её идеологемой.

Мне сегодня приходится много слышать от неразумных людей, что националисты могут нападать только стаей; что они на самом деле живут только ради грабежа и только потому, что официальные киевские власти их патронируют. Вот, мол, как бы только вернулся в Украину Закон, вот, как бы только СБУ перестало покрывать и направлять все их преступления, вот тогда бы (!) они все разбежались по щелям, и все, как один стали бы интернационалистами.

Ошибается тот, кто так думает.

Конечно же, в рядах националистов сегодня полным полно всякого отребья, которое находится там совершенно не из идеологических соображений. Но так было всегда и везде. Везде к победившей революции или к социальному перевороту присасываются людишки мелкие и воровитые.

Так же и в семнадцатом году к идейным коммунистам присосалось всяких швондеров тьма тьмущая.

Левко Лукьяненко не из их числа.

Это сильный, убежденный, идеолгичный враг. Двадцать шесть лет тюрьмы. Почти треть своей жизни он провел в телогрейке. За решеткой. В лагерях.

Именно такие, как он. Сильные. Убежденные. Готовые умереть. Именно вот такие и составляют идеологический каркас радикального украинского национализма.

Он был человеком большой силы. Такой большой, что ему никогда не надо было повышать голос. Он ненавидел человеческий род спокойно, уверенно, по-настоящему. Не для позы или депутатского мандата, а с верой в «окончательное решение еврейского вопроса». С надеждой на миллионы виселиц из березового дерева, на которых должны болтаться все, кто говорит на русском языке.

Он умер с легким сердцем, увидев своими собственными глазами начало гражданской войны в Украине. Он о ней мечтал.

Хорошо бы было, чтобы буддисты ошибались. Хорошо бы было, чтобы его страшная тихая кровожадная и ласковая душа, никогда бы больше не возвращалась на землю. Хотя, не скорою от вас, что иногда, во время разговоров с ним, мне казалось, что это душа Йозефа Менгеле пряталась за теми пушистыми украинскими усами.

Василий Волга, Facebook