«Просто нет возможности»
А давайте, под этот замечательный грохот, о насущном поговорим. О горьком стариковском хлебе, который цинично отобрали «законным» путем. О пенсиях дончан, в общем.
Знаете... существуют поступки, разрезающие жизнь человека на «до» и «после». Сделал что-нибудь эдакое и ни один приличный гражданин уже не пожмет тебе руку. Потому, что отвратительно. Нормальные люди не жмут рук тем, кого невозможно уважать.
Убийцу, к примеру, в ряде случаев, можно уважать, а насильника — никогда. Бывает даже, что хороший знакомый делает гадость, и ты просто не считаешь возможным поддерживать с ним связь.
Один мой товарищ, к примеру, очень кичился тем, как ловко изменяет супруге направо и налево. Не знаю, где он сейчас и как-то наплевать. Ее жалко, да. Там любовь до гроба и вот это все.
Но в отношениях между человеком и государством этот принцип, по неведомым причинам, действует, в лучшем случае, через раз. Украденные пенсии — яркий тому пример.
Ты можешь как угодно относиться к этой войне, принимать любую сторону. Спецназ ГРУ, конные водолазы из Бурятии, пьяные матросы на зебрах — ради бога. Не хочешь жить в реальном мире — придумай себе волшебное Нелогичное Королевство, где ничего ни с чем не стыкуется, но мозгу не больно и совесть не кусается.
А с пенсионерами как быть? Говорите, что официальный Киев просто не имеет возможности платить им пенсии? А работникам украинских предприятий, как выяснилось еще пару лет назад (для многих, кстати, открытие, что они в гривнах зарплату получали), платить можно. Потому, что уголь и металл нужны, а пенсионеры, вроде как, обуза.
Паскуднее всего — говорить об этом с бывшими донецкими, которые говорят, что соблюдают нейтралитет, но, по факту, готовы оправдывать даже попытку уморить стариков голодом.
Возможности, блин, не было. А потом, исключительно потому, что не было возможности привозить деньги (хотя их можно даже не привозить), выдумали пропускную систему и ограничили работу общественного транспорта. Таким образом, отсекли больных и слабых, а также тех, у кого нет знакомых, готовых отвезти в тот же Мариуполь своим ходом.
Но и этого, в рамках «просто нет возможности», оказалось мало. Слишком много людей приезжало за своими копейками. Тогда придумали норму, согласно которой, денежки можно получать лишь зарегистрировавшись на украинской территории. Где? Как? У кого? За какие деньги? Всем плевать. Потому, что «возможности нет доставить в Донецк социальные деньги». Террористы разворуют, ага.
И так, шаг за шагом, украинское государство сначала обворовывало социально незащищенные категории, а потом, в итоге, отрекалось от них, лицемерно делая вид, что мечтает накормить, обогреть и защитить. Никакие судебные решения и призывы международных правозащитных организаций не влияют на ситуацию. Потому, что «нет возможности доставить», ага.
Зачем все это? Во-первых, деньги. Это если на всех разделить, то получается даже не смешно, а если на узкий круг раскидать, то очень даже сытно. Нажористо даже. Во-вторых, это чисто пропагандистский момент. Смотрите, дескать, как хреново жить в непризнанных республиках. У вас то хоть какие-то пенсии есть. Ну и, в-третьих, это репрессивная мера. По желудку, иной раз, выходит больнее, чем по голове.
Мало того, что обворовали, так еще целую информационную кампанию развернули, чтобы иждивенцами стариков выставить. Выдумали гадкий термин «пенсионный туризм», навешали гражданам лапши, будто налогоплательщики пенсионеров за красивые глазки содержат, а не потому, что те заработали свои пенсии честным трудом. Глупость, но дураки съедят и это.
Знаете, что самое мерзкое? Говоришь об этом с очередным «нейтральным» из бывших донецких. Сперва он, как контуженный попугай, повторяет это свое «просто нет возможности», а потом, согнувшись под весом аргументов, изрекает сакраментальное «а не надо было на референдум ходить».
Такой вот интересный у некоторых персонажей «нейтралитет». Даже попытку уморить голодом беззащитных стариков, они не считают весомым поводом для того, чтобы назвать этот режим преступным. Зато от своих родственников, которые «сепаратисты», отрекаются на раз-два. Как-то так.
