В начале двухтысячных я много ездил по селам. Застал колхозы. К тому времени они еле сводили концы с концами, селяне растаскивали по домам все, что плохо лежит, а самые ценные активы разрывали представители зерно-трейдеров. Вроде меня.

Сейчас это называется «коллектор». Тогда такого слова еще не придумали, а бандиты остались в девяностых. Потому моя должность называлась тихо – «агент». Я должен был «обеспечить выполнение долговых обязательств». Перечень приемов известный – судебные решения, штрафные санкции, откат руководителю или представителю местной власти. В случае неприятностей из Одессы приезжала группа поддержки. Но главным моим оружием была способность находить с людьми общий язык.

Ой, там были разные люди! Молдавские трактористы, пьющие страшный отупляющий самогон с карбидом. Приднестровские криминалы, с которыми приходилось встречаться для расчетов на заброшенном аэродроме. Одесский фарцовщик, скрывшийся после отсидки в глухом селе в должности агронома. Крепкие болгарские хозяйственники, которых не обманешь, они сами зерно в порт возят. И я — студент 21 года от роду.

Выглядел я для селян как герой фантастического фильма. Длинные волосы в косах, клипсы в ушах и клетчатые штаны. Сначала на переговорах на меня смотрели с удивлением. Но я был самый успешный «агент» в нашей конторе, обслуживавшей долги крупного швейцарского зерно-трейдера. Сейчас эта компания, специализировавшая на проблемных активах, прославилась покупкой доли в «Роснефти». В Украине она владела значительной долей элеваторов.

Я приезжал тогда, когда у остальных «агентов» не получалось вынуть деньги. Каждый раз приходилось придумывать что-то новое и эффектное, как в кино. Чтоб и работу сделать и развлечь себя во время многомесячных разъездов по глубинке.

Разок я зашел в кабинет директора предприятия поднялся на т-образный стол и прошел по нему в обуви на каблуках. Директор откинулся в кресле и молча наблюдал за мной. Он был тертый калач и плевать хотел на все угрозы. Я дошел до него, сел на стол рядом и сказал: «Здравствуйте! Я представитель фирмы… Мы хотим предложить Вам нашу юридическую поддержку» и затушил в пепельнице маленькую сигарку, которую держал в зубах ради киношного форсу. Он улыбнулся и сказал: «Дааа! Всяких я тут насмотрелся, а таких отморозков как ты еще не видал. Ладно. Понемногу буду тебе отдавать, но никому не рассказывай. Загоняй на ток пару машин, и тихо. Да, еще, про юридическую поддержку – с остальными кредиторами теперь встречаешься ты. Чтоб я их тут не видел». Так и решили.

Историй много, рассказать я хотел об одной – как удалось поменять руководство предприятия. Представьте: вы приезжаете в проблемный район; там хозяйство должно вам кучу денег за ГСМ и посевной материал. Когда-то это был огромный колхоз-миллионер, а сейчас пшеница дала на некоторых участках шесть центнеров с гектара – выгоднее оставить ее на поле.

По условиям договора должны отдавать зерном. Договор, нужно сказать, кабальный – в нем была заложена чудовищная процентная ставка и хитрая схема пересчета топлива в деньги, а денег в зерно. Короче, отдавать приходилось в разы больше, чем брали. С другой стороны, завышенные цифры позволяли мне уступать на переговорах или закладывать чей-то интерес. Предположим, интерес председателя.

В данном селе, представьте, вроде обо всем уже договорились и, вдруг, председатель ни в какую.

— Не дам, — говорит, — ни *уя! У меня остался только посевной материал. А то, что кроме посевного, то мне на горючку понадобится потом, чтоб в долг не брать весной.

— Эх, — отвечаешь ему, — друг мой любезный, мы с тобой не о том договаривались. Кажется, цифры у тебя дома рисовали... Я уверен, свою часть ты уже зажулил, а мне, значит, вот эти три машины и все? Нееет, так дело не пойдет.

— Да хоть убивай тут! – вспыхивает председатель, годившийся по возрасту мне в отцы. – Мне все равно! Или они на вилы поднимут, или вы утюгами греть будете. Один черт! Уйду с должности и сами разбирайтесь.

— А это идея, — говорю, — А то ужасы какие-то про утюги рассказываешь. Времена уже не те. А вот председателя нового уже пора. Чтоб ваш колхоз криворукий с молотка пускать. Заебали уже. Четвертый год у них «невродыло».

Так я решил менять председателя. Действовать нужно было быстро – на землю претендовал местный сахарный завод, принадлежавший блатным одесским коммерсам. (С одним из них я спустя десяток лет сидел в бюджетной комиссии, другого нет в живых, а третий приезжал на модном мерсе-купе бордового цвета).

Кандидатуру нового председателя я подобрал быстро, мужчина из руководства колхоза, понятливый и ушлый. Мы с ним водочки попили недельку. Потом он проговорил планы с другими авторитетными мужчинами. А из моей одесской конторы закрыли вопрос с районным руководством и местной милицией.

Вскоре по случаю уборочной проводили колхозное собрание. И там было все что вы можете себе представить по анекдотам на эту тему: и пьяные агрессивные жлобы на входе, и местный дебил, который все норовил стащить выступавших с трибуны, и сельские сумасшедшие. Собравшиеся в зале кричали, что председатель все украл и дом свой все выше строит, а дочка у него в городе шикует. Тот отвечал каждому и затыкал рты. Оказалось, знает все про пропавшую технику и соляру. Кто откуда и сколько утащил. Жуткий гомон!

А потом включился наш претендент, с толком, с чувством. Жлобам тут же закрыли рты. Они стали внимательно слушать. На психов зашикали. Вот он — настоящий руководитель! Кто-то вдруг предложил голосовать за смену руководства, вопрос быстренько поставили на голосование. Раз — и у нас новый председатель колхоза!

Через неделю из Одессы на мерседесах прилетели сахарники. А землю им в аренду уже никто не дает! У нас, извините, другие планы. И тут уже на встрече нашего и их руководства говорю я. Мы, мол, пока оценку активов проводим — техники там, помещений, скота. Хватит ли их для закрытия долга нашей конторе. А потом и с вами побеседуем. Может действительно вы нас сможете как-то заинтересовать арендными ставками, а может найдем более эффективное хозяйство. Приятно было познакомиться.

Чтоб вы понимали сразу, воровали и кидали там все: председатель ворует и кидает агентов, колхозники просто воруют, агенты воруют у своей конторы и кидают председателя и так далее. Цепочка воровства тянется до самого Киева, где воруют уже на схемах возврата НДС миллиарды. Найти кого-то правильного и честного в этой сфере было сложно. Потому никто из агентов особо не переживал за судьбы самих хозяйств. Ты всегда мог объяснить себе, почему ты раздел этих уродов. Да они ж и так все спи**ят. А потом наверняка пропьют. Рви!

Но разок у меня стало поперек горла — нужно было конфисковать дойное стадо. И пустить под нож. Дойное стадо! При Иосифе Виссарионовиче — расстрельная статья.

Все было готово – скотовозы, судебные исполнители, охрана. Я приехал раньше под видом корреспондента. Мой так сказать дебют в медиа. В лицо никто не знал – молодой парень, явно городской, камера в руке. Все селяне на камеру стали плакать о том, что жизни не дают, что последнее осталось — ферма. Что председатель их клятая баба, но руководитель хороший и они верят, что выкарабкаются. Когда скотовозы заехали на территорию, оказалось, что коров на ферме нет. Судебные исполнители рыскали по всем помещениям, а там пусто.

Но я уже знал где они. За пригорком были старые ангары соседнего колхоза и стадо перегнали туда — были даже видны следы. Я покрутился на месте, подумал, посчитал деньги, которые мог бы заработать, если покажу исполнителям куда ехать, — и дал отбой.

В Одессе порекомендовал кредиторам найти общий язык с теткой-председателем и растянуть выплаты на три года. Забегая вперед скажу — они постепенно рассчитались. А я сам вскоре уволился — в 23 года. Вы можете представить себе людей, которые работали в этой сфере, их этические нормы, отношения внутри коллектива, где кидать хотели тебя, но успеть должен был ты?

Первое время опьянял азарт и дух соревнования, деньги, а потом приходит совесть и крепко спрашивает. Ты раздел тех, наколол этого, а вот кинешь ты теперь и своего товарища? Хватит азарта? Когда передо мной встал это вопрос, я думал некоторое время, а потом бросил дерьмовые документы на стол и сказал: читай, тебя хотят кинуть. А сам больше на работу не приходил.

Помню, разок работали в Любашовском районе одновременно с группой из Киева. Модные такие парни, на приличных машинах, спортивного вида. Парочка кавказцы, остальные киевляне. Очень впечатлили меня, когда во время разговора выставили на капот ноутбук и показывали там расчеты. Потом я въехал в гостинице случайно в тот же номер, где жили они. И увидел стену заляпанную кровью.

Теперь кровью залили всю страну. Такие же модные парни с современными гаджетами. Спортивные, с расчетами в ноутбуке. Они ж не только активы пилят. Они колхозников, как собак, друг на друга натравили. Смотрят на парламент, так напоминающий колхозное собрание, и улыбаются. Кому-нибудь из этих пи***асов стало стыдно? Бросили на стол распечатки со словами «смотрите, вас хотят кинуть»? Мне хватило два года. А им? Три года ведь уже прошло.

P.S. Комментаторы просили больше фактов о сельхозе. Ну держите! Импортеры украинского зерна часто жалуются на его низкое качество, на несоответствие техническим требованиям и принимают нашу продовольственную пшеницу по цене фуражной (кормовой). На внутреннем рынке такая же проблема. Хозяйки знают, что часто хлеб не поднимается, что-то мука плохо замешивается. Это класс зерна. Я вам расскажу, что с ним происходило в начале двухтысячных и почему фуражная пшеница выдавалась за продовольственную.

Пшеница по качеству распределяется на шесть классов (сортов). У каждого класса есть определенные нормы содержания белка, клейковины и т.п. Пятый и шестой класс считаются фуражным, то есть идет на корм скоту, а третий и четвертый используется в пищу. Первого и второго я на Украине не видел. За разные классы дают, понятное дело, разные деньги.

Так вот, по большей части зерно в стране фуражное. Говорят, климат такой. И вот выезжает зерно шестого класса из колхоза на элеватор, там на въезде тетеньки в белых халатах делают анализы в лаборатории. И оп-па — заезжает уже пятый класс! Потом зерно лежит на элеваторе, отстаивается. И повышает классность (теоретически это возможно). Выезжает из элеватора уже по документам четвертый. А въезжает в портовый элеватор для отправки на экспорт, как вы можете догадаться, третий — там ведь тоже есть лаборатория.

Теоретически вы подмешиваете свою низкоклассную пшеницу в высококлассную, но по факту таких как вы умельцев почти все. И в итоге выходит анекдот про то, как евреи решили приносить на гульку по бутылке водки и сливать в общий котел, а потом оказалось, что все принесли по бутылке воды в расчете, что она в котле затеряется.

Или вот, помню, в один год во многих хозяйствах севера Одесской области урожай был поражен головней. Это такая черная гадость — грибок. И зерно после этого не используют даже как фураж. И тут появляются покупатели из Западной Украины и по бросовым ценам скупают все пораженное зерно. Ну поехали мы глянуть, что там такое.

Небольшой городок в Львовской области, не помню как называется. Там спиртзавод делает из зерна технический спирт. Заводы такого типа в небольших западноукраинских городках и селах строились еще в послевоенное время в ущерб экономической целесообразности, так как сырье приходилось возить издалека. Но цель у коммунистов была более важная — обеспечить в недружелюбном регионе рабочие места. Местное сельское хозяйство не позволяло этого сделать, а плотность населения высокая. Ну то есть социальная стабильность в ущерб экономике.

В независимой Украине эти производства по большей части закрылись. А этот работал. И объемы производства серьезные. И вот что интересно — там же располагалась линия по разливу минеральной воды, местной. Так вот, эти товарищи, местные, отправляли воду в Польшу. Шла фура с минералкой, а часть бутылок со спиртом. Потом из спирта делали водку и она возвращалась к нам. Ну помните модные тогда импортные водки?

И под конец веселую историю. Привезли как-то в счет долга тридцать тонн гороха. Ну зачем этот горох — не ясно. Куда его девать? И тридцать тонн не так много — с ним только возни будет. Отправили на элеватор. Через какое-то время появился покупатель, а на элеваторе дают выписку — двадцать тонн. Стоп, какие двадцать? Было ж тридцать. А остальные десять, говорят, вон на окнах и потолке сидят. И везде в округе, на всех поверхностях сидят бабочки, вылупившиеся за это время из нашего гороха.

Игорь Димитриев, Facebook